лучший постLeah Lagard Вероятно, с момента знакомства с Фабианом в жизни Леи Бьёрклунд не было ни дня, когда она бы не скучала по нему. Даже в самом начале их спланированного знакомства, когда Лагард старался проводить как можно больше времени в радиусе видимости своей новой приятельницы, Леа неосознанно хмурилась всякий раз, если фламмандца не оказывалось рядом, чтобы скрасить её день своей обаятельной улыбкой. лучший эпизод искра или пламя
Welcome to Illyon авторский мир с антуражными локациями ○ в игре весна 1570 года
Вскоре вернёмся! Не переключайтесь, котики-иллиотики!

Hogwarts. New story.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Hogwarts. New story. » HP deep dark au 05 » Постобомба


Постобомба

Сообщений 31 страница 33 из 33

31

Багровая драпировка на стенах в сочетании с мраморными бюстами - полный восторг. Я не искусствовед, но догадываюсь, что это Восточная Европа конца 19 века - копии античных статуй? Да, точно академический реализм. Камень холодный, практически безупречный, не считая отбитой у спящей Ариадны руки. Она досаждает моим глазам, и я ухожу вглубь зала, теряясь среди гостей. В конец-то концов, стоит признать, что я унаследовал от отца отвратительный педантизм. Хорошо, что он сочетается с эстетикой, что так старательно прививают чистокровному обществу приспешники Тёмного Лорда.

Я один из них. Но мне не нравится слово приспешник. Не слуга, и не лакей, который стелится в страхе и благоговении. Так, единомышленник и союзник, пускай и не выступающий под этим статусом открыто. Для старого поколения Пожирателей такие мысли слишком новаторские и опасные. А как по мне - за нами будущее. Я блуждаю среди сонмы стариков и молодёжи, жонглирую разговорами о политике, международных отношениях, отдельных делах из моей практики. Всех очень интересуют мятежники, будто я имею дело с экзотичным зверьём на отлове. Диалог именно так и звучит.

- Они подвержены какому-то массовому психозу, мой мальчик, - обращается ко мне мадам Макнейр, старая рухлядь, заставшая ещё молодого Дамблдора. Я уважительно улыбаюсь ей, пытаясь сдержать поток мыслей о том, как ранее прикончил её правнучку и это почти сошло мне с рук, - даже их, как они сами называют себя, умеренные. Вы читали эти прокламации? Мерлин, нам пора расширять сеть Триады и открывать новые центры с более строгой программой. Хотя, как вы знаете, лучше зачистки ещё ничего не придумали.

- Я не согласен с таким радикализмом, - отвечаю ей глядя прямо в глаза. Вокруг нас собралось достаточно слушателей, ставших в полумесяц, где я - в центре самого диска, - конечно же, на перевоспитание уйдёт время, десятки лет, и это трудный и длинный путь, но убивать столь огромное количество волшебников - непозволительная роскошь. Мы взяли курс на восстановление демографии - мы его придерживаемся. Поверьте, мадам, многие из них очень даже податливы к перевоспитанию. Хватает одного раза в Триаде. А уж для чистокровных там вовсе курорт. Иногда, засиживаясь за делами в прокуратуре, думаю, что и сам не прочь туда попасть на недельку-другую - отдохнуть.

Ну да, не верю в сказанное, потому что знаю как дела обстоят на самом деле. Но говорить об этом - дурной тон. Никто не выставляет на витрину испорченный товар. Скажу что-то не то, и завтра это раздуют до первой страниц Ежедневного Пророка.

Макнейр отходит в сторону, но её место тут же занимают другие собеседники, и беседа уходит в другое, более мирное русло. Я бы и рад поддержать тему о турецких драгоценных камнях, которые сейчас носит половина бомонда, может даже вставил бы пару копеек о министерском покровительстве над кое-какими новогражданами Британии, чисто позлить отца.

Но замечаю её.

Платье спадает вниз водопадом, плечи оголены и их медовая кожа блестит мягким переливом под светом свечей. Фигурка настолько тонкая, кисти изящные, волосы ниже лопаток. И эта... не улыбка, ухмылка. Она так вытягивает губы, смотря на компаньона из-под бровей. Чуть опускает подбородок вниз, ноздри слегка раздуты. Идеальная Ариадна с обеими руками на месте. Я начинаю злиться от одного её вида, но эта злость хорошая. Она вызывает во мне азарт и желание поиграть с ней.

В суде мисс Бёрк вела себя... дерзко. Эмансипированная девица с полным отсутствием берегов, словно ледокол ломающая установленные нормы нашего патриархального обществе. Такую интересно сломать не физически, а морально. Заставить покориться моей воле не в зале суда, это скучно, закон оставим для закона. А наедине, тет-а-тет, где кроме моего свидетельства ничего не нужно.

Признаю, я думаю о ней с того самого момента как впервые увидел, особенно - когда она заговорила. Лили-Роуз наверняка и сама не поняла, что наделала. И насколько я уже проник в её жизнь.

- Добрый вечер, мисс Бёрк, - я подхожу из-за спины, подхватив по дороге два бокала с Dom Perignon, если верить официанту - 2002 года купажа. Протягиваю ей один из фужеров, будто следуя строгому этикету. На самом деле хочу, чтобы она выпила то, что я сам ей дал. Чтобы она пила из моих рук, - закрытая вечеринка высших чинов. Вас сюда позвали в качестве кого..? Обвиняемой? Я так и знал, что рано закрыл ваше дело.

Не смотреть на тех, кто рядом с ней - моя осознанная тактика. Ни взгляда, ни движения в их сторону. Хватит того, что это не её охрана.

- Разрешите вас украсть на пару минут? Хочу вас кое-что показать.

0

32

fall in love

Ощущать Шеймуса в себе – это словно чувствовать тысячи его поцелуев одновременно. Их россыпь на лице, шее, груди, животе, на бёдрах и между ними – там, где он ласкал её все эти полтора года. По-дружески, конечно же, ничего более. Пока это «ничего более» не разрослось в сердцах обоих, объединив их не только работой, общим долгом и приятельством, но и любовью, о которой Джинни так отчаянно мечтала. И теперь каждый поцелуй, заключённый на ней – давно и недавно, до всех признаний – вспыхивает новыми смыслами, новым наслаждением.

Губы Шеймуса сейчас ничем не заняты, кроме приглушённых стонов, срывающихся с уст, но одновременно они на ней. Пальцы заземляются на бёдрах, и в ту же секунду – они повсюду. Джинни двигается в сбивчивом, трепещущем от влечения ритме. Её голос стихает, ответные стоны гаснут в горле, оставляя на поверхности только хрипловатое, рваное дыхание. Она поглощена им, не может насмотреться: разгорячённая кожа, влажный блеск ключиц, тонкие линии жил, проступающие на шее, пульсирующие от усилия мышцы, то напрягающиеся, то подрагивающие с ней в такт. Его лицо – близко, ещё ближе. Она наклоняется к нему, укрывая растрёпанными локонами, и это позволяет различить темнеющие от такого же возбуждения искры в его в глазах.

Шеймус перехватывает инициативу и сам начинает двигаться – настойчивее, отмеряя каждый толчок. Его бёдра под её телом оживают, пружинят, заставляя собственный ритм смешаться с его, и в этом переплетении рождается нечто новое. Джинни чувствует, как земля уходит из-под ног, как всё вокруг растворяется, остаётся лишь он – под ней, внутри неё, рядом с ней – весь.

...again and again

То, что он ей сказал… ни одного знакомого слова, странная мелодия чужого языка, от которой ухо цепляется за звучание, но смысл ускользает. Джинни и не нужно понимать буквальный перевод: она слышит его тон, улавливает дрожь в голосе, отчаяние и нежность, сплетающиеся вместе. И это «непонятное» становится яснее всяких объяснений. Капля, последняя и решающая, падает – и чувства, копившиеся, скрываемые, боязливые, разрастаются в пламя, охватывают целиком.

Настойчивые руки Шеймуса сжимают её крепче, тянутся к себе, и Джинни клонится ещё ниже. Соски болезненно чувствительны, и в тот миг, когда её грудь касается его в ней разливается вязкий жар. Ещё жарче. Припухшие губы ищут его губы, язык его язык – чтобы зацепиться, сплестись в одно целое, потеряться и вновь найтись. Она промахивается, но не повторяет попытку снова – скользит по щеке, по скуле, оставляя влажные следы. Колени окончательно разъезжаются в стороны, даже не сами по себе – Джин этого хочет: впустить его глубже, целиком, дойти вместе до того предела, куда он ведёт их рывок за рывком.

– Шеймус… Шеймус… – имя само срывается горячим шёпотом, снова и снова, будто заклинание. Она стонет ему в ухо, не думая, пока тело сводит спазмами, каждое движение отдаётся в ней взрывом, раскатывающейся волной. Её пальцы сами находят дорогу в его волосы, опять цепляются и тянут. Джинни растворяется в ослепительном блаженстве, теряя дыхание, теряя голос, теряя себя в нём.

...again and again

Ей – хорошо. Ленивая нега охватывает тело, расслабляя его. Но Джинни не замирает, а быстро откидывается обратно: спина выпрямляется, плечи уходят назад, локоны, устилавшие их, падают за спину. Она остаётся на нём и делает ещё несколько резких перекатов – ждёт, когда разрядка накроет Шеймуса, чтобы запечатлеть этот момент в своей памяти навечно. Они занимались сексом столько раз, но именно этот – первый. На этот раз мы занялись любовью, Шеймус.

Их ждёт много первых моментов.

Убедившись и почувствовав, что Шеймусу хорошо, Джинни соскальзывает в сторону, падая на бок под стенку. Её левая, травмированная нога пересекает низ живота; свободной рукой она накрывает его щеку, тянется к другой и целует так нежно, как никогда. Никогда вообще она не целовала его в щеку. Новое, всё новое между ними. Она не ушла в ванную, стыдливо не накинула одежду, не перешла моментально на деловой тон. Вместо этого Джинни ласково жмётся к нему, упираясь подбородком о плечо.

– Не знаю, что ты сказал, но я тоже тебя люблю, Шеймус Финниган, – Джин слабо улыбается, веки тяжелеют – от усталости, нервов, переживаний, глубокой ночи, – позволишь остаться до утра? Я предупредила брата, чтобы меня не искали. Я не хочу возвращаться, я хочу побыть с тобой.

...again and again

0

33

Колдография, о которой упомянул Шеймус, всплывает в памяти неожиданно отчётливо. Хотя, по правде говоря, Джинни лишь краем глаза зацепилась за снимок, оставленный на столике у окна в его квартире. Ладно, не на столике – в шкафчике, куда он его сунул поглубже. Скучно было! Финниган ушёл на смену в Виверну, а она, ожидая его возвращения, кралась по комнате так тихо, будто мышь под половицами, и в какой-то момент скука заставила... что заставила. Никакой он там не придурок, вовсе наоборот - кепка, эта потрясающе самодовольная ухмылка, прищур, подсвечивающий глаза, делали и делают его чертовски привлекательным, что на колдографиях, что в жизни. Но Джин молчит, специально пропуская мимо ушей его слова о Деннисе и внезапных фотосессиях.

Стараться держать лицо особо и не нужно – Шеймус умеет вкинуть что-то такое, что выбивает из колеи без сигнальных огней. Она, Джинни Уизли, здорово выглядит, посреди магглов, в маггловской одежде, с какими-то глупостями на голове и сведёнными от переживаний бровями у переносицы. На обычном свидании. Выряженная, куда ж без этого, но впервые за долгое время – не как кукла на потеху чистокровной публике. Джин смущается. Чувствует, что щёки предательски наливаются жаром, и поспешно отводит взгляд к бронзовому мужику в треуголке. Какая скульптура! Какой талант мастера!

– Холодно сегодня, щеки от ветра аж горят, – бурчит в шарф, и сама злится от своего безобидного вранья, потому что поцелуй Шеймус её сейчас – почувствовал бы, что лицо просто пылает, – я... я... могла бы, наверное, – хмурится ещё сильнее, возвращаясь взглядом к своему бойфренду, который, кажется, решил в этот вечер стать оплотом самообладания и собранности. Обычно это она – Клио – образец организованной концентрации, но территория вне изматывающей войны оказалась такой шаткой и незнакомой. Вероятно, у Финнигана было сотни свиданий, раз он себя так ведёт. Умеет вести. Догадка больно колет трепещущее сердце, и Джинни не говорит больше ни слова, пока Шеймус рассматривает билеты.

– Мне бы хотелось в Ирландию, – глухим голосом отзывается Джинни. Без уточнений – в северную или республику. По тону голоса и так понятно. Сколько раз Финни (нежное прозвище, которым она не может перестать называть его у себя в мыслях) рассказывал о родных землях, о свободе за пределами Британии, о многочисленной родне. Понравилась бы она им? Уизли большое семейство, а все большие семьи похожи. Так что да, не надо быть к себе слишком строгой, – а, кажется да, прошлой осенью. Ты пошёл туда без меня, – чёрт! Как она могла так проколоться. Шеймус сложит два плюс два за одну секунду. Поймёт, что она старалась. Действительно потратила море сил. Но  именно в этот момент в Джинни что-то переключается и она расправляет плечи, задирая подбородок повыше из слоёв вязаного тепла, – Деннис помог с билетами.

Она следует за ним, юрко скользя в ближайший проулок. Джинни крепко прижимается к Шеймусу, позволяя ему забрать их обоих трансгрессией в то место, куда он метит. В следующий миг землю под ногами меняет другой пейзаж: пара оказывается в заброшенной промзоне Тетбери, где она ни разу прежде не бывала. Холодный бетон, ржавые балки, стеклянные зубы разбитых окон торчат из коробок старых цехов, но Джинни не успевает толком разглядеть окружающее. Шеймус всё ещё держит её слишком близко, не отпуская, и, не теряя ни секунды, наклоняется к губам. Поцелуй одновременно внезапный и совершенно закономерный. Джин охватывает его за шею, зарывается в волосы и отвечает Шеймусу самым привычным, самым правильным способом – углубляя поцелуй, пока он сам его не прерывает.

– Мы волшебники, Финни...ган, могли бы сделать так, чтобы эти их картинки начались заново, – Джинни улыбается, и в этой улыбке вся нежность мира: Шеймус поправляет прядку, что выбилась, берёт её за руку и ведёт. Ну, не принцесса, но ощущение чего-то тёплого и домашнего окутывает весь разум, и лёгкое раздражение, витавшее над ней  буквально несколько минут назад в Лондоне исчезает бесследно, – я шучу.

Шеймус ловко вылавливает кэб на пустынной улице, и, едва оказавшись внутри, Джинни сжимается, прильнув к Шеймусу ближе, чем сама от себя ожидала. Его ладонь – надёжный якорь, и она цепляется за неё обеими руками. Кэб трогается, покачиваясь на неровностях, и Джин, в жизни своей бывавшая в маггловских машинах от силы несколько раз, засматривается в окно: следит, как сменяются тени фонарей, как на мокром асфальте отражаются неоновые вывески, как незнакомый город открывает себя кусками улиц и витрин. И только когда водитель сворачивает к ярко освещённому фасаду старого кинотеатра, украшенному афишами и электрическими гирляндами, Джинни отрывается от окна и выдыхает.

Холл кинотеатра сияет ещё ярче, пестрит красным цветов. Вот он, настоящий дух Гриффиндора! Здесь пахнет солёной карамелью и кукурузой. Ах да, конечно – попкорн, редкое лакомство в Норе, после (не)удачного эксперимента близнецов, когда им каким-то образом удалось синтезировать вкус носков Рона, и вместо одной комнаты брата этот запах проник по всем углам большого дома. Маленькой Джинни было особенно обидно – она обожала попкорн. Шеймус этого не знает, и тем не менее, без лишних слов, уверенно ведёт их к стойке с угощениями.

– А есть лимонный?.. – Джинни бегает глазами по вывеске с разнообразными наполнителями и чуть расстроенно выдыхает, – вообще существует лимонный попкорн? Ты знаешь? Ладно, буду с тем, что выберешь ты, – Шеймус расплачивается маггловскими купюрами, и Джинни осторожно подхватывает свой стаканчик с содовой, – почему рекламу фильмов называют трейлерами? – продолжает она по пути к залу, любопытство вырывается наружу, – это же буквально прицеп к машине! Какой идиотизм… Мой папа смеялся бы на этим целую неделю.

Джинни осторожно протягивает билеты женщине у входа, точно так, как сказал Шеймус, но внутри шевелится лёгкая растерянность. Просто показать – повторяет про себя, но моментально ощущает, что чего-то не хватает. Её пальцы ещё не успевают полностью отпустить бумажки, как билитерша ловко выхватывает их из рук и рвёт их пополам. Джинни еле сдерживает себя, чтобы не достать волшебную палочку и не шмальнуть по этой суке заклинанием. КАКОГО ХЕРА?! Она резко разворачивается к Шеймусу и поднимает брови в немом вопросе. Что она сделала не так? Их теперь не пустят в зал? Билеты испорчены, блять! Но женщина невозмутимо оглашает им их ряд и места, и Джин чувствует легкий толчок в спину, мол, заходи уже.

Они пробираются в зал, огибая ряды кресел, и находят последний ряд – пустой, как по заказу. Шеймус подтягивает Джинни на диванчик и она садится рядом, ощущая лёгкий трепет в животе, предвкушение фильма накатывает волной, щекоча нервы. Словно она маленький ребёнок, что объелся сладкого. От восторга Джинни не сразу замечает, что стакан с колой немного наклонился, и тёмные пузырьки растеклись по подолу её платья. Чёрт, и палочку не использовать. Так и будет сидеть до конца сеанса. Ну и похер, с каждым мгновением она всё сильнее погружается в атмосферу зала: запах попкорна, приглушённый свет, лёгкий гул ожидания вокруг. Сердце бьётся чаще, дыхание замирает – вот-вот начнётся волшебство экрана, и Джинни понимает, что трепет этот ей по-настоящему нравится.

Потому что рядом Шеймус.

0


Вы здесь » Hogwarts. New story. » HP deep dark au 05 » Постобомба


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно